Только белки. Прыгают и стрекочут, – Ошима скинул с головы капюшон и повернул седоусое лицо семидесятилетнего кенийца навстречу щедрым лучам солнца. – Во всяком случае, так было всего четверть часа назад. Ступай по тропе, ведущей налево от того места, где я стою.

Я подошла на расстояние в несколько метров. Там… кто-то, кого мы знаем?

Иди, иди. Сама увидишь. У нее на голове ямайская шаль.

Я пошла по указанной им тропе. Что еще за ямайская шаль?

Но Ошима, закрыв за собой входную дверь, уже двинулся в противоположную сторону. Вызовешь меня, если понадоблюсь.

Под ногами шуршала старая листва, потрескивали сухие ветки, а над головой уже вылезали из лопнувших почек новые листочки; лес от птичьего гомона так и звенел, точно полный людских голосов Bluetooth. У основания дерева толщиной с ногу динозавра я увидела могильную плиту. Затем еще одну, и еще, и еще. Плиты поросли плющом. Значит, кладбище в Блитвуде – это не регламентированное некими рамками поселение мертвых, а просто лес, где могилы, устроенные между живыми деревьями, питают корни этих сосен, кедров, тисов и кленов. Видение Эстер было точным: «Могилы среди деревьев». Обогнув плотно заросшее падубом дерево, я наткнулась на Холли Сайкс и подумала: Ну, кто же еще мог тут оказаться? [232] Я не видела ее с тех пор, как меня четыре года назад вызвали в Рай к тяжело больной Холли. Ее рак по-прежнему пребывал в стадии ремиссии, но выглядела она почему-то еще более изможденной, чем обычно, сплошные кости и нервы. Голова Холли действительно была обмотана шарфом цветов ямайского флага – красного, зеленого и золотого. Я нарочно стала шаркать ногами и хрустеть ветками, чтобы предупредить о своем приближении. Холли Сайкс услышала и мгновенно надела темные очки, скрывавшие большую часть лица.

– Доброе утро, – первой осмелилась поздороваться я.

– Доброе утро, – нейтральным тоном откликнулась она.

– Извините, что потревожила вас, но я ищу могилу Криспина Херши.

– Это здесь. – И Холли указала на белую мраморную плиту.

– Коротко и хорошо, – заметила я. – И никаких клише.

– Да, он отнюдь не был поклонником цветистой прозы.

– Я просто не могу себе представить более мирного, более эмерсоновского [233] места упокоения, – сказала я. – А ведь его работы были типично урбанистскими, и ум у него тоже был урбанистским, а вот душа – пасторальной. Сразу вспоминается Тревор Апворд из его «Эхо должно умереть», обретающий покой только в лесбийской коммуне на острове Мак [234] .

Холли изучала меня сквозь темные стекла очков: в последний раз она видела меня через дымку медикаментозного тумана, так что вряд ли была способна сейчас вспомнить, но я все же оставалась в боевой готовности.

– А вы были коллегой Криспина здесь, в колледже? – спросила Холли.

– Нет, нет, я работаю совсем в другой области. Хотя я его поклонница. Я много раз читала и перечитывала его «Сушеные эмбрионы».

– Он всегда подозревал, что эта книга его переживет.

– Достигнуть бессмертия легче, чем соблюдать все предъявляемые им условия.

Голубая сойка камнем упала на пенек, скрывающийся в густом папоротнике, совсем рядом с могилой Херши. Сойка сперва несколько раз что-то пронзительно выкрикнула, а потом издала длинную трель, такую красивую, что перехватывало дыхание.

– В тех местах, откуда я родом, таких птиц не бывает, – сказала Холли.

– Это голубая сойка, – сказала я, – или Cyanocitta cristata. Индейцы-алгонкины называют ее sideso; а якама – xwashhxway, но ареал их распространения кончается где-то над Тихим океаном. Это я сейчас бахвалюсь своими «великими» познаниями.

Холли сняла свои темные очки.

– Вы что, лингвист?

– Заочный. Просто любитель. Я – врач-психиатр, а сюда приехала ради встречи с одним человеком. А вы?

– Просто хотела отдать дань уважения. – Холли наклонилась, подняла с могильной плиты дубовый листок и сунула его в сумочку. – Ну что ж, приятно было с вами побеседовать. Надеюсь, ваша встреча пройдет успешно.

Голубая сойка полетела куда-то сквозь полосы света и зеленоватого, как мох, лесного полумрака. Холли тоже собралась уходить.

– Пока с этим все хорошо, но вскоре, боюсь, станет гораздо сложней, – сказала я.

Холли остановилась, явно пораженная столь странным ответом.

Я откашлялась и сказала:

– Мисс Сайкс, нам нужно серьезно поговорить.

Лицо ее, казалось, снова целиком скрылось за темными очками, как за шторами. Откуда-то вдруг появился ее неописуемый грейвзендский выговор.

– Я не даю интервью представителям СМИ и не участвую ни в каких общественных сборищах и фестивалях. – Она слегка отступила от меня. – Я давно ото всего этого отошла. – Ветка сосны коснулась ее волос, и она испуганно вздрогнула и присела. – Так что никаких разговоров. Кто бы вы ни были, вы не можете…

– В данный момент я Айрис Фенби, но вы также знаете меня как доктора Маринуса.

Она так и застыла. Задумалась, потом нахмурилась. Потом на лице у нее появилось какое-то брезгливое выражение, и она воскликнула:

– Ой, ради бога, не надо! Ю Леон Маринус умер в 1984 году, и он был китайцем! А если вы скажете, что у вас в роду тоже кто-то был китайцем, то я в таком случае скажу… что я – Владимир Путин! Ради бога не вынуждайте меня быть с вами грубой! Ведь все это весьма грубое вранье, не так ли?

– Нет, не так. Доктор Ю Леон Маринус действительно был бездетным, Холли, и то его тело действительно умерло в 1984 году. Но его душа, вот это мое «я», которое и обращается к вам сейчас, это тоже Маринус. И это чистая правда.

Прилетела и улетела стрекоза, быстрая, как смена мысли. Холли медленно повернулась и пошла прочь. Кто знает, сколько фальшивых Маринусов встретилось ей на жизненном пути – от душевнобольных до простых обманщиков, – и все они жаждали урвать хотя бы часть тех денег, которые она заработала, написав свою книгу.

– Помните, 1 июля 1984 года у вас как бы выпали из памяти целых два часа? – крикнула я ей вслед. – Это случилось на дороге, ведущей от Рочестера на остров Шеппи. Я знаю, что с вами тогда случилось.

Она остановилась.

– Я и сама знаю, что со мной тогда случилось! – Она невольно снова повернулась ко мне лицом, но теперь была уже по-настоящему рассержена. – Я подняла на шоссе руку. Какая-то женщина подобрала меня и подбросила к мосту, по которому можно было добраться до Шеппи. Пожалуйста, оставьте меня в покое!

– Вас тогда подобрали на шоссе Йен Фейруэзер и Хейди Кросс. Я знаю, что вам известны эти имена, однако вам неизвестно, что вы находились в одном доме с ними и тем утром, когда они оба были убиты.

– Да говорите что угодно! Отправьте пост с вашей историей на bullshitparanoia.com. Эти психи с удовольствием уделят вам столько внимания, сколько захотите. – Где-то шумно заработала ожившая газонокосилка. – Вы переварили моих «Радиолюдей», выблевали их, замесили эту мерзкую массу на собственном психозе и создали этакое оккультное реалити-шоу, сделав себя его главной звездой. В точности как та спятившая девица, которая застрелила Криспина, будь она проклята. Все, я ухожу. И не ходите за мной, иначе я позову полицию.

Птицы неумолчно щебетали, порхая с дерева на дерево в полосах солнечного света и тени.

Ну что ж, в целом неплохо, мысленно сказал мне Ошима, Невидимый и Ироничный.

Я села на тот же пенек, где только что сидела голубая сойка, и мысленно ответила ему: Ничего. Это еще только начало.

4 апреля

– Это мое самое любимое блюдо во всем меню, дорогая, богом клянусь! – Нестор поставил передо мной тарелку. – Люди приходят, садятся за стол, видят в меню название «вегетарианская мусака» и думают: если в мусаке нет мяса, то это не мусака; и они заказывают стейк, свиную грудинку, бараньи ребрышки, не понимая, чего они себя лишают. Давайте. Пробуйте. Этот рецепт создала моя родная мать, да упокоится с миром ее душа. Дьявольская была женщина! «Морские котики», ниндзя, мафиози по сравнению с греческой женщиной-матерью – просто выводок дрожащих котят. Вот! Это она в рамке над кассой. – Он указал мне на портрет седовласой женщины-матриарха. – Она создала это кафе. И она же изобрела мусаку без мяса. Это было, когда Муссолини вторгся в Грецию и перестрелял здесь всех овец, кроликов и даже собак. Маме пришлось – как это? – импровизировать. Мариновать папоротники в красном вине. Отваривать чечевицу на медленном огне. Тушить грибы в соевом соусе – правда, соевым соусом она стала пользоваться после того, как переехала в Нью-Йорк. Грибы куда питательней, чем мясо. И обязательно белый соус со сливочным маслом, пшеничной мукой и взбитыми сливками. И много-много сладкого перца. Это просто шедевр! Bon appetit [235] , моя дорогая. – Он подал мне стакан с водопроводной водой, где позвякивали кусочки льда. – Но только непременно оставьте место для десерта. Вы слишком худенькая.